– Ты ведь из Мелангора, верно? Вроде говор знакомый.

– Допустим.

Каос тяжело вздохнул, выругался одними губами и долго не смотрел на человека.

– Видимо, ты просто не в курсе, а я не умею тактично сообщать такие вещи.

– Не тяни гнорлока за сосочки, говори как есть.

Каос пожал плечами.

– Твой мир недавно получил статус мира смерти. Население уничтожено.

– Мелангор является миром-фермой, поставляющим Корпорации миллионы солдат. Он находится под защитой.

– Больше нет. Явилась армия алых архмеров, раздавила мировую оборону и поглотила всю биомассу на планете. Сколько там было людей? Миллиардов тридцать? Жаль.

– Проверь свою информацию, господин Магн. Нас подняли бы по тревоге и отправили бы воевать, легионы корпоративной армии неисчислимы, никто бы не смог…

Серый мироходец резко закачал головой, морщась, словно от неприятного привкуса во рту:

– Не, не, хватит нести чушь. Мы оба знаем, что в мире абсолютного капитализма все строится на соотношении дебита с кредитом. Корпоративные управленцы посчитали свои циферки и решили, что Мелангор хоть и ценный мир, да не настолько, чтобы тратить на его оборону такие ресурсы. У Корпорации десятки миров для рекрутирования солдат, и она может создать еще больше. Сочувствую твоей утрате, человек. Выпивка на мне.

Покидая бар «2744», серый мироходец размышлял о том, что эта препоганая Метавселенная полна экспромтов и импровизаций. Каос Магн ненавидел экспромты и импровизации. И это притом, что сам он был межмировым авантюристом и половина всех его похождений являлась экспромтом или импровизацией. Но он их ненавидел. Как и все халлы. Каос старался продумывать все наперед, но эти мерзкие экспромты и отвратительные импровизации… Так вот, он шел по металлическим лабиринтам подземного мегагорода и думал, что для экспромта сегодняшние его похождения весьма недурственны. Содержимое фляжки было добито, и серый мироходец несколько раз задумчиво причмокнул, ощущая в султе привкус собственной крови.

Каос покинул глубины Копатэкса и вознесся на его роскошные небеса. Скинул плащ и жилетку в гостиной зале пентхауса, гроб, сапоги и брюки оставил при входе в спальные покои. Нижнего белья он отродясь не носил, так что вошел уже нагишом. Там, внутри, в перевернутой вверх дном комнате размером со стадион пахло – ПАХЛО! – развратом, похотью, постыдными и грязными поступками, дурными словами и органическими звуками, чья энергетическая составляющая въедалась в плоть и душу, изъязвляя ее сладостно-отвратительными червоточинами.

Под серыми ступнями шуршал местами влажный фиолетовый атлас, скомканный и скользкий, почти черный в приглушенном освещении. По пути попалась чудом уцелевшая бутыль, которую мироходец поднял, сбил горлышко ударом бивня и приложился к острой бреши.

Ему пришлось прибегнуть к всезнающей Интуиции, чтобы в ворохе атласной ткани нашарить искомое и вытянуть наружу ослепительно красивое тело. Которое было еще и влажным, липким, украшенным свежими гематомами.

– Надеюсь, ты передохнула, потому что мы с парнями уже пышем жаром.

Ноойра Кагукэ захрипела, водя пальцами по острым хитиновым пластинкам, из которых состояла его правая рука, державшая ее на весу за горло. Каосу хватило бы малейшего усилия, чтобы отделить голову женщины от тела, и ничто не помогло бы ей спастись. Она понимала это. И ей это нравилось. Потому что каждый садист – глубоко в душе мазохист.

Несмотря на сжатые сроки, корпоративные работники смогли подготовиться к встрече гостя с верхушкой Корпорации по высшему классу. Через трое суток после прибытия его пригласили в офисный улей под номером один, самый большой и хорошо защищенный, чья вершина возвышалась над поверхностью планеты ровно на десять тысяч метров. Миллиметр в миллиметр.

В этом улье не было места ни роскоши, ни даже малейшим признакам индивидуальности, всюду царила стерильная белизна, и миллионы идентичных клерков, словно шестеренки, крутились и крутились, заставляя бюрократическую машину Корпорации работать.

Его привели в конференц-зал и оставили там наедине с десятком пустых кресел и Преподобным, который сел в углу со своей книгой. Впрочем, пустовали остальные кресла недолго. В некотором смысле.

Установленные в потолке проекторы сплели фигуры директоров, а акустическая система обеспечила эффект полного присутствия. Разве что для пронзающих суть вещей глаз мироходца помещение все еще казалось пустым.

– Добро пожаловать в Копатэкс, господин Магн. Надеюсь, ты доволен приемом, есть ли какие-нибудь нарекания?

– Нет, нет, приняли по высшему разряду, вы точно знаете, где нужно сэкономить, а где стоит расщедриться, спасибо, спасибо. Мм… значит, личной встречи не будет?

– Странно, что ты на это рассчитывал, господин Магн. Мы бы не стали подвергать себя такой опасности.

– Да ладно вам! Соорудили бы здесь установку для генерации поля Скуамо, я бы в нее шагнул и стал бы совершенно безвреден.

– Ты поступил бы так глупо?

– Конечно! Я же гость в вашем доме, а вы – радушные хозяева. Что мне грозило бы?

– Да, да. Конечно. Я бы посмеялся, кабы умел.

– Скажи, господин Примо, а ты так и будешь говорить от имени остальных директоров?

– Да. Поскольку путем голосования мне была доверена сия функция. Итак?

Каос Магн оглядел проекции «собравшихся». Эти десятеро были властителями неприличного числа миров и несчетного числа жизней. Существа разных родов и видов из разных реалмов, объединенные общей для всех идеей ничем не ограниченной власти капитализма.

Халл не уважал их. Он не уважал капиталистов и бюрократов, а эти денежные мешки были и теми, и другими. Но из всех них лишь господина Примо мироходец ненавидел. Причем лишь на основании видовой принадлежности.

Господин Примо происходил из нимро́тов. Все как один эти существа были одинаковыми – худощавыми безволосыми гуманоидами с молочно-белой кожей, маленькими ртами, невыразительными носами и глазами, словно залитыми ртутью. Их вид достиг такого уровня научного прогресса, что нимроты давно прекратили размножаться природным путем, став идентичными клонами без какой-либо половой идентификации.

Они являлись прекрасными учеными, исследователями и экспериментаторами, не отягощенными архаичной системой моральных запретов, что делало их прекрасным научным персоналом для Корпорации. Некоторые особенно одаренные клоны даже занимали управляющие посты в ее структуре, а господин Примо и вовсе вознесся на самую вершину, ибо являлся эталонным нимротом.

Каос ненавидел их всех и при возможности не преминул бы подвергнуть их искусственному вымиранию путем взаимодействия его рук и их хрупких оболочек.

– Ладно, господа капиталисты, ближе к телу. Я озвучу свое предложение один раз и советую вам позаботиться о том, чтобы оно не записывалось, ибо, вне зависимости от вашего решения, если кто-нибудь когда-нибудь узнает, что я здесь сказал, убьют не только меня, но и вас. Все мы понимаем, что есть в Метавселенной силы более влиятельные, чем Корпорация? Все? Хорошо. Так вот…